Неточные совпадения
Вернувшись домой после трех бессонных
ночей, Вронский, не раздеваясь, лег ничком на диван, сложив руки и положив на них голову. Голова его была тяжела. Представления,
воспоминания и мысли самые странные с чрезвычайною быстротой и ясностью сменялись одна другою: то это было лекарство, которое он наливал больной и перелил через ложку, то белые руки акушерки, то странное положение Алексея Александровича на полу пред кроватью.
В окна заглянуло солнце, ржавый сумрак музея посветлел, многочисленные гребни штыков заблестели еще холоднее, и особенно ледянисто осветилась железная скорлупа рыцарей. Самгин попытался вспомнить стихи из былины о том, «как перевелись богатыри на Руси», но ‹вспомнил› внезапно кошмар, пережитый им в
ночь, когда он видел себя расколотым на десятки, на толпу Самгиных. Очень неприятное
воспоминание…
В таких
воспоминаниях он провел всю
ночь, не уснув ни минуты, и вышел на вокзал в Петербурге полубольной от усталости и уже почти равнодушный к себе.
В душе Нехлюдова в этот последний проведенный у тетушек день, когда свежо было
воспоминание ночи, поднимались и боролись между собой два чувства: одно — жгучие, чувственные
воспоминания животной любви, хотя и далеко не давшей того, что она обещала, и некоторого самодовольства достигнутой цели; другое — сознание того, что им сделано что-то очень дурное, и что это дурное нужно поправить, и поправить не для нее, а для себя.
Похоронила она все
воспоминания о своем прошедшем с ним в ту ужасную темную
ночь, когда он приезжал из армии и не заехал к тетушкам.
Нехлюдов вышел на двор и хотел итти в сад, но вспомнил ту
ночь, окно в девичьей, заднее крыльцо — и ему неприятно было ходить по местам, оскверненным преступными
воспоминаниями.
В переходе от дня к
ночи в тайге всегда есть что-то торжественное. Угасающий день нагоняет на душу чувство жуткое и тоскливое. Одиночество родит мысли,
воспоминания. Я так ушел в себя, что совершенно забыл о том, где я нахожусь и зачем пришел сюда в этот час сумерек.
Темнота застигала меня в дороге, и эти переходы в лунную
ночь по лесу оставили по себе неизгладимые
воспоминания.
Целую
ночь Савельцев совещался с женою, обдумывая, как ему поступить. Перспектива солдатства, как зияющая бездна, наводила на него панический ужас. Он слишком живо помнил солдатскую жизнь и свои собственные подвиги над солдатиками — и дрожал как лист при этих
воспоминаниях.
Я помню его, когда еще пустыри окружали только что выстроенный цирк. Здесь когда-то по
ночам «всякое бывало». А днем ребята пускали бумажные змеи и непременно с трещотками. При
воспоминании мне чудится звук трещотки. Невольно вскидываю глаза в поисках змея с трещоткой. А надо мной выплывают один за другим три аэроплана и скрываются за Домом крестьянина на Трубной площади.
Впоследствии глаза у меня стали слабее, и эта необычайная красота теперь живет в моей душе лишь ярким
воспоминанием этой
ночи.
Агата проспала всю
ночь одетая, на диване, и проснулась поздно, с страшно спутанными волосами и еще более спутанными
воспоминаниями в больной голове.
Но она от души рада волнению и ласке Амура, и своей минутной власти над собакой, и тому, что выспалась и провела
ночь без мужчины, и троице, по смутным
воспоминаниям детства, и сверкающему солнечному дню, который ей так редко приходится видеть.
В генеральском флигельке наступившая
ночь не принесла с собой покоя, потому что Нина Леонтьевна недовольна поведением генерала, который, если бы не она, наверно позволил бы Раисе Павловне разыгрывать совсем неподходящую ей роль. В своей ночной кофточке «чугунная болванка» убийственно походит на затасканную замшевую куклу, но генерал боится этой куклы и боится сказать, о чем он теперь думает. А думает он о своем погибающем друге Прозорове, которого любил по студенческим
воспоминаниям.
Но пота не появлялось; напротив, тело становилось все горячее и горячее, губы запеклись, язык высох и бормотал какие-то несвязные слова. Всю остальную
ночь Надежда Владимировна просидела у его постели, смачивая ему губы и язык водою с уксусом. По временам он выбивался из-под одеяла и пылающею рукою искал ее руку. Мало-помалу невнятное бормотанье превратилось в настоящий бред. Посреди этого бреда появлялись минуты какого-то вымученного просветления. Очевидно, в его голове носились терзающие
воспоминания.
Только теперь, когда постепенно вернулось к ней застланное сном сознание, она глубоко охватила умом весь ужас и позор прошедшей
ночи. Она вспомнила помощника капитана, потом юнгу, потом опять помощника капитана. Вспомнила, как грубо, с нескрываемым отвращением низменного, пресытившегося человека выпроваживал ее этот красавец грек из своей каюты. И это
воспоминание было тяжелей всего.
За этими
воспоминаниями начинался ряд других. В них выдающуюся роль играл постоялый двор, уже совсем вонючий, с промерзающими зимой стенами, с колеблющимися полами, с дощатою перегородкой, из щелей которой выглядывали глянцевитые животы клопов. Пьяные и драчливые
ночи; проезжие помещики, торопливо вынимающие из тощих бумажников зелененькую; хваты-купцы, подбадривающие «актерок» чуть не с нагайкой в руках. А наутро головная боль, тошнота и тоска, тоска без конца. В заключение — Головлево…
По
ночам, подчиняясь неугомонной старческой бессоннице, Матвей Савельев Кожемякин, сидя в постели, вспоминает день за днём свою жизнь и чётко, крупным полууставом, записывает
воспоминания свои в толстую тетрадь, озаглавленную так...
Оленин вернулся сумерками и долго не мог опомниться от всего, чтò видел; но к
ночи опять нахлынули на него вчерашние
воспоминания; он выглянул в окно; Марьяна ходила из дома в клеть, убираясь по хозяйству. Мать ушла на виноград. Отец был в правлении. Оленин не дождался, пока она совсем убралась, и пошел к ней. Она была в хате и стояла спиной к нему. Оленин думал, что она стыдится.
И ей опять становилось невыносимо тяжело, и ряд мрачных картин, переплетенных с светлыми
воспоминаниями, тянулся в душе ее всю
ночь.
Люди эти, как и лесные хищники, боятся света, не показываются днем, а выползают
ночью из нор своих. Полночь — их время. В полночь они заботятся о будущей
ночи, в полночь они устраивают свои ужасные оргии и топят в них
воспоминания о своей прежней, лучшей жизни.
Слухи о занимавшейся смуте на Яике подняли в душе Гарусова
воспоминания о прошлых заводских бунтах. Долго ли до греха: народ дикий, рад случаю… Всю
ночь он промучился и поднялся на ноги чем свет. Приказчик уже ждал в конторе.
Известно, что многие из людей, приговоренных к смерти, в последнюю
ночь перед казнью останавливались
воспоминанием на каком-нибудь мелком, самом незначительном случае своей юности; забывали за этим
воспоминанием ожидавшую их плаху и как бы усыпали, не закрывая глаз.
На двенадцатый день после этой
ночи, на утренней заре, сыпучей, песчаной тропою, потемневшей от обильной росы, Никита Артамонов шагал с палкой в руке, с кожаным мешком на горбу, шагал быстро, как бы торопясь поскорее уйти от
воспоминаний о том, как родные провожали его: все они, не проспавшись, собрались в обеденной комнате, рядом с кухней, сидели чинно, говорили сдержанно, и было так ясно, что ни у кого из них нет для него ни единого сердечного слова.
Я кивнул ему головой. Я был тогда очень счастлив: я видел, что Надежда Николаевна понемногу успокаивается, и — кто знает? — может быть, жизнь ее за последние три года сделается для нее только далеким
воспоминанием, не пережитыми годами, а лишь смутным и тяжелым сновидением, после которого, открыв глаза и видя, что
ночь тиха, что в комнате все по-прежнему, радуешься, что это был только сон.
Всю
ночь провел он в каком-то полусне, полубдении, переворачиваясь со стороны на сторону, с боку на бок, охая, кряхтя, на минутку засыпая, через минутку опять просыпаясь, и все это сопровождалось какой-то странной тоской, неясными
воспоминаниями, безобразными видениями, — одним словом, всем, что только можно найти неприятного…
— Н-да-а?.. — вопросительно протянул Гаврила. — Кабы мне так-то вот! — вздохнул он, сразу вспомнив деревню, убогое хозяйство, свою мать и все то далекое, родное, ради чего он ходил на работу, ради чего так измучился в эту
ночь. Его охватила волна
воспоминаний о своей деревеньке, сбегавшей по крутой горе вниз, к речке, скрытой в роще берез, ветел, рябин, черемухи… — Эх, важно бы!.. — грустно вздохнул он.
Мы с Мухоедовым долго и совершенно безмолвно любовались этой оригинальной картиной, в которой свет и тени создавали причудливые образы и нагоняли в душу целый рой полузабытых
воспоминаний, знакомых лиц, давно пережитых желаний и юношеских грез; Мухоедов сидел с опущенной головой, длинные волосы падали ему на лоб, папироса давно потухла, но он точно боялся пошевелиться, чтобы не нарушить обаяния весенней
ночи.
Я не могу сказать, отчего они пели: перержавевшие ли петли были тому виною или сам механик, делавший их, скрыл в них какой-нибудь секрет, — но замечательно то, что каждая дверь имела свой особенный голос: дверь, ведущая в спальню, пела самым тоненьким дискантом; дверь в столовую хрипела басом; но та, которая была в сенях, издавала какой-то странный дребезжащий и вместе стонущий звук, так что, вслушиваясь в него, очень ясно наконец слышалось: «батюшки, я зябну!» Я знаю, что многим очень не нравится этот звук; но я его очень люблю, и если мне случится иногда здесь услышать скрып дверей, тогда мне вдруг так и запахнет деревнею, низенькой комнаткой, озаренной свечкой в старинном подсвечнике, ужином, уже стоящим на столе, майскою темною
ночью, глядящею из сада, сквозь растворенное окно, на стол, уставленный приборами, соловьем, обдающим сад, дом и дальнюю реку своими раскатами, страхом и шорохом ветвей… и Боже, какая длинная навевается мне тогда вереница
воспоминаний!
«Но погоди в стальное стремя
Ступать поспешною ногой;
Послушай, странник молодой,
Как знать? быть может, будет время,
И ты на милой стороне
Случайно вспомнишь обо мне;
И если чаша пированья
Кипит, блестит в руке твоей,
То не ласкай
воспоминанья,
Гони от сердца поскорей;
Но если эта мысль родится,
Но если образ мой приснится
Тебе в страдальческую
ночь:
Услышь, услышь мое моленье!
Не презирай то сновиденье,
Не отгоняй те мысли прочь!
По-видимому, вчерашний рассказ, большое количество водки, пары которой только проходили через его голову, разгоряченную старыми растревоженными
воспоминаниями, и
ночь без сна, — все это не прошло для г-на Кругликова даром.
Так он подумал сначала о том, что может случиться с ним в эту
ночь, и потом уже не возвращался к этим мыслям и отдался тем
воспоминаниям, которые сами собой приходили ему в голову.
Вместе с сознанием воротилась и память, и сердце его дрогнуло, когда в один миг пережил он
воспоминанием всю прошлую
ночь.
Я позволил себе уклониться от повествования, так как вчерашний Машин поступок бросил меня к
воспоминаниям о детстве. Матери я не помню, но у меня была тетя Анфиса, которая всегда крестила меня на
ночь. Она была молчаливая старая дева, с прыщами на лице, и очень стыдилась, когда отец шутил с ней о женихах. Я был еще маленький, лет одиннадцати, когда она удавилась в маленьком сарайчике, где у нас складывали уголья. Отцу она потом все представлялась, и этот веселый атеист заказывал обедни и панихиды.
Опять почему-то, как в прошлую бессонную
ночь, он вспомнил слова про верблюда и затем полезли в голову разные
воспоминания то о мужике, который продавал краденую лошадь, то о пьянице, то о бабах, которые приносили ему в заклад самовары.
Отвернулся старик, смотрит в окно, и жёлтый череп его кажется мне зеленоватым. Полная тёмных
воспоминаний, за окном медленно проходит от востока на запад тихая
ночь.
Горы, леса и луга, по которым бродил я с рампеткою, вечера, когда я подкарауливал сумеречных бабочек, и
ночи, когда на огонь приманивал я бабочек ночных, как будто не замечались мною: все внимание, казалось, было устремлено на драгоценную добычу; но природа, незаметно для меня самого, отражалась на душе моей вечными красотами своими, а такие впечатления, ярко и стройно возникающие впоследствии, — благодатны, и
воспоминание о них вызывает отрадное чувство из глубины души человеческой.
Каждую
ночь, — а они все теперь стали у него бессонными, — представлял он себе ту минуту, когда он и попадья в глухую полночь стояли у кровати Веры и он просил ее «Скажи!» И когда в
воспоминаниях он доходил до этого слова, дальнейшее представлялось ему не так, как оно было.
— Сестры, сестры! Вот уйдем мы домой и потом станем вспоминать эту
ночь. И что же мы вспомним? Мы ждали долго, — и Жених не пришел. Но сестры и Неразумные девы, если бы они были с нами в эту
ночь, не то ли же самое сохранили бы
воспоминание? На что же нам мудрость наша? Неужели мудрость наша над морем случайного бывания не может восславить светлого мира, созданного дерзающей волей нашей? Жениха нет ныне с нами, — потому ли, что он не приходил к нам, потому ли, что, побыв с нами довольно, он ушел от нас?
При
воспоминании о милом Бестуди я невольно перенеслась мыслью далеко, далеко, за тысячи верст. В моем воображении встала чудная картина летней Дагестанской
ночи… О, как сладко пахнет кругом персиками и розами! Месяц бросает светлые пятна на кровли аулов… На одной из них — закутанная в чадру фигура… Узнаю ее, маленькую, хрупкую… Это Гуль-Гуль! Подруга моя, Гуль-Гуль!
Ночь… Тихо вздыхает рядом костлявая Васса… В головах ровно дышит голубоглазая Дуня, Наташина любимица… Дальше благоразумная, добрая и спокойная Дорушка… Все спят… Не спится одной Наташе. Подложив руку под кудрявую голову, она лежит, вглядываясь неподвижно в белесоватый сумрак весенней
ночи. Картины недалекого прошлого встают светлые и мрачные в чернокудрой головке. Стучит сердце… Сильнее дышит грудь под напором
воспоминаний… Не то тоска, не то боль сожаления о минувшем теснит ее.
Мне взгрустнулось при
воспоминании о Нине, не спавшей, может быть, в эту пасхальную
ночь.
Мне не спится по
ночам. Вытягивающая повязка на ноге мешает шевельнуться,
воспоминание опять и опять рисует недавнюю картину. За стеною, в общей палате, слышен чей-то глухой кашель, из рукомойника звонко и мерно капает вода в таз. Я лежу на спине, смотрю, как по потолку ходят тени от мерцающего ночника, — и хочется горько плакать. Были силы, была любовь. А жизнь прошла даром, и смерть приближается, — такая же бессмысленная и бесплодная… Да, но какое я право имел ждать лучшей и более славной смерти?
Нюта была в малороссийском костюме, который совсем не шел к ней и делал ее неуклюжею; архитектор острил пошло и плоско; в котлетах, что подавали за завтраком, было очень много луку — так казалось Володе. Ему также казалось, что Нюта нарочно громко хохотала и поглядывала в его сторону, чтобы этим дать понять ему, что
воспоминание о
ночи нисколько не беспокоит ее и что она не замечает присутствия за столом гадкого утенка.
В четвертом часу Володя ехал с maman на станцию. Грязные
воспоминания, бессонная
ночь, предстоящее исключение из гимназии, угрызения совести — всё это возбуждало в нем теперь тяжелую, мрачную злобу. Он глядел на тощий профиль maman, на ее маленький носик, на ватерпруф, подаренный ей Нютою, и бормотал...
Другое московское
воспоминание. Возвращаемся поздно
ночью откуда-то, — должно быть, от Телешова: Андреев, И. А. Белоусов и я. Андреев опять пьян. Остановились на Лубянской площади. Андреев изливается в любви и уважении ко мне, но мы уже очень далеки друг другу, и чувствуется мне, — отходим все дальше, и в излияниях его не ощущается внутренней правды. Он вдруг говорит...
В комнате еще чувствуется весенне-нежный запах ее духов.
Воспоминание о безумной
ночи мешается с мыслью о растерзанном трупе Алеши… Ну что ж! Ну и пускай!
Нет уже ни смеха, ни шума, ни веселых, беспечных лиц, ни свиданий в тихие лунные
ночи, а главное, нет уже молодости; да и всё это, вероятно, очаровательно только в
воспоминаниях…
Даже в самые яркие весенние дни он кажется покрытым густою тенью, а в светлые, лунные
ночи, когда деревья и обывательские домишки, слившись в одну сплошную тень, погружены в тихий сон, он один как-то нелепо и некстати, давящим камнем высится над скромным пейзажем, портит общую гармонию и не спит, точно не может отделаться от тяжелых
воспоминаний о прошлых, непрощённых грехах.
Меня любили, счастье было близко и, казалось, жило со мной плечо о плечо; я жила припеваючи, не стараясь понять себя, не зная, чего я жду и чего хочу от жизни, а время шло и шло… Проходили мимо меня люди со своей любовью, мелькали ясные дни и теплые
ночи, пели соловьи, пахло сеном — и всё это, милое, изумительное по
воспоминаниям, у меня, как у всех, проходило быстро, бесследно, не ценилось и исчезало, как туман… Где всё оно?